Сосны шумят. Стихи, повести, сказки - Страница 34

— Да ведь ты меня щекочешь,
Так листочки мне щекочешь,
Что не хочешь — захохочешь!

* * *

Тихо-тихо. Ни словечка.
Сонно гнутся травы,
Да ворчит устало речка
Возле переправы.
Голос филина во мраке
Прозвучал над бором.
Сколько разных, сколько всяких
В мире разговоров!
К ночи — глуше, к утру — звонче,
То слышней, то тише…
Завтра наш магнитофончик
Снова их запишет.

Тихо-тихо

Тихо-тихо-тихо-тихо,
В наши двери входит Тихон,
Не аукать, не кричать,
А баюкать и качать.

Тихон песенку поёт,
Сны ребятам раздаёт:

«В этом сне — воздушный шарик,
В этом сне — собака Шарик,
В этом голуби летят,
В этом — дети спать хотят».

Тихо-тихо-тихо-тихо,
Сумрак, дрёма и покой.
Дети спят. Уходит Тихон
В тихий домик за рекой.

Весна

К нам весна шагает
Быстрыми шагами,
И сугробы тают
Под её ногами.
Чёрные проталины
На полях видны.
Верно, очень тёплые
Ноги у весны.

Ручей

Бежал ручей по камешкам,
Бежал, бежал, бежал…
Потом в глубокой лужице
Лежал, лежал, лежал…

То снова он пустился вскачь,
То будто бы уснул…
Увидел речку — прыг туда
И сразу утонул!

Ветрено!

Ветрено,
Ветрено,
Вся земля
Проветрена!
Ветер листья с веток
Разогнал по свету:
Липовый,
Берёзовый,
Жёлтый лист
И розовый,
Красный,
Разноцветный,
Старый лист газетный…
Солнечно,
Ведренно…
Ветрено!
Ветрено!

Парашютисты

Из шариков пушистых
Над пёстрым летним лугом
Летят парашютисты
Вдогонку друг за другом.
Едва земли коснутся —
Уснут, как на диванчике.
А по весне проснутся…
И будут — одуванчики!

Сенокос

Сенокос, сенокос!
Луг остался без волос!
Он пострижен косами,
Он побрызган росами.
Как причёска эта
Хороша для лета!

Сентябрь

Кончается лето,
Кончается лето,
И солнце не светит,
А прячется где-то.
И дождь-первоклассник,
Робея немножко,
В косую линейку
Линует окошко.

Осенние листья

Опустел скворечник,
Улетели птицы,
Листьям на деревьях
Тоже не сидится.
Целый день сегодня
Всё летят, летят…
Видно, тоже в Африку
Улететь хотят.

Туман

Кто-то ночью утащил лес.
Был он вечером, а утром исчез!
Не осталось ни пенька, ни куста,
Только белая кругом пустота.
Где же прячутся птица и зверь?
И куда ж за грибами теперь?

Октябрятский сад

За окошком зимний сад.
Там листочки в почках спят.
И листочки те во сне
Размечтались о весне.
А у нас, у октябрят,
На окне — зелёный сад.
Тут листочкам не до сна,
Тут уже пришла весна.

СЧАСТЛИВО, ИВУШКИН!

Глава первая. ЛУША

Ивушкин не подслушивал. Просто они думали, что он спит, а он проснулся. Разбудило противное слово «диссертация», которое шипело за дощатой перегородкой и извивалось там, как змея.

— Ну, конечно, сразу же после защиты диссертации, — говорил папин голос.

— Как только защитишь диссертацию? — спрашивал мамин.

— Как только диссертацию утвердят и присвоят звание, — объяснял папин.

— Филипп будет жить в угловой, там балкон и солнце, — продолжал мамин голос.

Филипп — это он и есть, Ивушкин. Его зовут Филиппом в честь дедушки. Только он привык, что он — Ивушкин. Так его звали и в яслях, и в детском саду. Это когда они жили в городе. Но вот уже два года, как семья агронома Ивана Филипповича Ивушкина перебралась в деревню. Два года, два прекраснейших года, они прожили в этом славном доме. В нем есть большие сени и лесенка оттуда — на чердак, где пахнет сухими листьями и теплой крышей, где лежит старый угольный утюг, который умеет превращаться в пароход, где кем-то оставлены черные, прокопченные крынки. Внутри крынок темно и таинственно, и кажется, кто-то там на дне шебуршит, и дышит, и живет. И еще в этом доме есть русская печь, в которой разжигается настоящий домашний костер.

Костер горит живым огнем, а потом превращается в красные угли. По ним бегают синие огоньки, а после они куда-то исчезают, и угли накрываются пушистым серым одеялом, гаснут и ложатся спать.

Да что говорить! Главное-то все-таки не это! Главное, что в доме нет, не в доме, а в крытом дворе, куда ведет из сеней маленькая скрипучая дверка, — живет Луша!

Вот про Лушу-то и пошел дальше разговор, который не должен был слышать Ивушкин, но услышал, вроде как бы подслушал, хотя подслушивать некрасиво и стыдно, но если человек проснулся утром, то в чем же тут его вина?